Опубликовано: Формаслов, 15 апреля 2024
Источник: https://formasloff.ru/2024/04/15/irina-rodnjanskaja-zametki-o-literaturnyh-i-obshhekulturnyh-publikacijah-2023-goda/
Автор: Ирина Роднянская
ИРИНА РОДНЯНСКАЯ
ЗАМЕТКИ О ЛИТЕРАТУРНЫХ И ОБЩЕКУЛЬТУРНЫХ ПУБЛИКАЦИЯХ 2023 ГОДА
(…)
Сергей Боровиков. Родственные души. — «Знамя», 2023, № 3, с. 141-144. Его же. Запятая-21.
В русском жанре-81, — «Знамя», 2023, № 11, с. 199 — 203. Его же. — «Волга», 2023, № 9/10.
Эти «точечные» публикации, распространённые, как видите, и на вторую половину истекшего года, свидетельствуют о том, что саратовский исследователь нашей культурной современности (в самом широком смысле этих слов) не покинул своего успешного многолетнего проекта «В русском жанре», а продолжает его на свежих журнальных страницах, слегка переименовывая прежнее славное название, а порой возвращаясь к нему. Он был бы рад сделать паузу в целях отчёта перед немалым числом верных ему читателей-почитателей и ради самоотчёта. В надежде на такую паузу он составил и подготовил к изданию (даже с именным указателем) обширнейшую книгу и выпустил за свой счёт несколько пробных экземпляров. Вот выходные данные этого раритета: Сергей Боровиков. В русском жанре-75. — Саратов, «Музыка и быт», 2022, 908 с. Это ли здесь указанное или другое неназываемое издательство приняло, казалось бы, заманчивую заявку и запросило у Вашей покорной слуги рекомендательную аннотацию (на которой отчасти основывается здесь мой дальнейший текст). Но дело кончилось внезапным и немотивированным срывом издания (в наше бурное время кто уверен в «маркетинге» и не боится промахнуться?). Хотя опасения эти мне как наблюдателю нынешнего литпроцесса кажутся напрасными. Хотя бы вот почему.
В одном из круглых столов литератор и философ Ольга Балла говорит о своих писательских и читательских предпочтениях «фрагментарного аналитизма и аналитичной фрагментарности», «эссеистики и микроэссеистики, дневника как Бесконечного Текста, вообще “промежуточных текстов”» — «всяким иным форматам высказывания». Она в таких предпочтениях отнюдь не одинока, более того, решусь сказать, что её устами говорит всё ускоряющийся Дух века — читательского XXI века. Поэтому «проекту» Боровикова именно теперь, как говорится, «самое время».
Андрей Немзер как-то назвал некую совокупность этих текстов «романом о русской прозе» Но перед нами тут нечто ещё более занимательное, чем, пусть нетрадиционный, роман. Это общественно- и нравоописательный портрет трёх последних десятилетий российской жизни, извлеченный из впечатлений от нашего, всё-таки не вполне утратившего литературоцентричность, культурного пейзажа (включая его классическое прошлое и пестрое настоящее). Ещё и потому, что героем-повествователем выступает читатель, это проницательное и не стеснённое никакой ангажированностью исследование крутых перепадов социального и духовного менталитета эпохи оправдывает своё название «русского жанра». Да, именно книга по-прежнему открывает российскому человеку, если он читатель по призванию, как наш автор, перспективу жизни за гранью текущего, каково бы оно ни было. Этот умозрительный путь к источникам свободы — исконно русский, и он ещё не совсем утерян.
Между тем мне хотелось бы подчеркнуть и собственно филологическое — если угодно, «научное», — значение этой огромной композиции. Нескончаем начатый еще Гёте спор о том, имеют ли такие термины, как «мировая литература», «национальная литература», реальное содержание, указывающее на органическую целостность. Так вот, в отношении литературы русской труд С. Боровикова не оставляет в этом ни малейшего сомнения. Ощутительность единого организма задаётся первой же в книге фразой: «Меня давно занимает, как один классик воспринял бы другого, из новых времён». Едва ли не главный тип авторских наблюдений — виртуозное и неопровержимое обнаружение тематических, стилистических и лексических перекличек, целый их оркестр. Здесь перекликаются хрестоматийные генералы литературного войска (обширные «зоны» Льва Толстого, А.П. Чехова, М.А. Булгакова) как между собой, так и с извлекаемыми на миг из небытия собратьями по перу. Значительной доле этих перекличек наш почти патологически памятливый исследователь не пытается дать чётких объяснений: заимствование ли тут сознательное, непроизвольное припоминание или удивительная игра случайных совпадений. За развитием этой несколько таинственной темы отсылаю интересующихся к поздним филологическим идеям С.Г. Бочарова насчёт повторяемости сюжетов русской литературы, что примечаемо даже тогда, когда факт заимствования полностью исключён в силу жизненных обстоятельств. Как жаль, что Сергею Георгиевичу не дано было познакомиться со свидетельствами из книги «В русском жанре»! Но это будет не поздно сделать продолжателям тех же идей, коль желающие найдутся.
Наконец, наши классики литературоведческой «формальной школы», те, кто ввёл понятие «литературный быт» как законный и плодотворный филологический термин, наверное, были бы обрадованы продуктивностью новонайденного понятия, если бы ознакомились с представленным в книге Боровикова бытописанием советской литэпохи — с её «общей лагерной тоской», пафосными съездами и тёмными интригами, сорванными кушами и мелкими приработками, посадками и реабилитациями, халявными пиршествами и предательствами исподтишка. Это струя скорее юмористическая, чем сатирическая, — с той отходчивостью, которая опять-таки ментально свойственна «русскому жанру».
Впрочем, и едкости тоже хватает. Свежий пример как раз вынесен мною в заглавную строку. Это опубликованное в № 3 «Знамени» и с очевидностью опознаваемое как «русский жанр» эссе «Родственные души», где выдаются на усмешливое обозрение весьма занятные отношения между некогда маститым литведом А.И. Овчаренко и по-прежнему маститым объектом его почтительного исследования Леоновым. Оно, как перчинка, дополнило бы так и не вышедшую книгу.
А ещё один слой, книгу украшающий, — это фактически травелог, путешествие по Саратову, историческому и меняющемуся на глазах. Из этих пейзажных — волжских и урбанистических — зарисовок узнаёшь Сергея Боровикова в ипостаси талантливого прозаика, того, кто не только превосходно понимает, как всё это умеют другие, но умеет и сам.
Сознаюсь, что, представляя читателю «Формаслова» вместо громкой новинки, идущей прямо в руки, книгу, влачащую фантомное существование, я тем самым иду против всех принятых правил — даже нарушая простые правила вежливости. Но мною руководит — тоже не фантомная ли? — надежда, что авторитет этого популярнейшего сетевого ресурса как-то приблизит благоприятную книжную судьбу богатейшего «Русского жанра».
Ирина Роднянская