ПРОЗА
Владимир Шапко. Настольная памятка по редактированию замужних женщин и книг. Роман
«…Из Дома книги Яшумов и Акимов вышли врагами. Акимов кипел: – Как вы не можете понять, в конце концов! Савостин – это Восковой. А Восковой – это губернатор. Все наши гранты, пресс-конференции – это из-за Савостина. Через него. Никакие ваши гриндберги и голубкины не получили бы ни черта! Если бы не он. А? Неужели это трудно понять! Он же выигрышный наш билет. С ним мы попали в струю. Восковой выделил нас из десятка таких же издательств. Издыхающих. Неужели трудно понять это!..
Яшумов сказал наконец: – Извините меня. Я не могу поддерживать графоманов. Не могу переступить через себя. Знаю, что мне придётся уйти из редакции… но не могу… Извините».
Павел Чхартишвили. Букетик от Рамуте. Рассказ
«…Семья кое-что знала о балтийской “витрине СССР”, советской Европе. Борислав Михайлович помнил сообщение об открытии современной автомобильной трассы через всю Литовскую ССР, от Вильнюса до Клайпеды. К пятидесятипятилетию Сергеева родительский комитет подарил ему роман “Потерянный кров” Йонаса Авижюса, на титульном листе под благодарностью классному руководителю и добрыми пожеланиями расписались учащиеся десятого “Б”. Борислав Михайлович что-то читал о поэте Юргисе Балтрушайтисе. Сергеевы видели вестерн “Никто не хотел умирать”, в котором четыре брата мстили за убитого отца. Семье нравились Донатас Банионис, Регимантас Адомайтис и Юозас Будрайтис, Александре Харитоновне запомнился Альгимантас Масюлис. Дочь слышала об оперном певце, теноре Виргилиюсе Норейке и скрипаче, дирижёре Саулюсе Сондецкисе…»
Илья Оганджанов. Радио Шансон. Дребезги. Аттракционы. Рассказы
«…Под ногами хрустел песок и битый кирпич. Наши шаги гулко отдавались в пустом подъезде. На лестничных площадках чернели дверные проёмы. Их мрачная пустота страшила и притягивала своей зловещей безлюдностью. Казалось, мы в каком-то лабиринте, в каменном колодце, и нет ему ни конца ни края. Но мне было всё равно. Так даже лучше, идёшь себе да идёшь. Взбираешься невесть куда, ни о чём не заботясь, ни о чём не думая или думая обо всём сразу. Ступенька за ступенькой. На мгновенье заглядывая в зияющие пустоты ничейных дверей. И снова ступенька за ступенькой – выше и выше по лестничным маршам. Налегке, прогулочным шагом, без цели, без надежды – в никуда…»
Иван Гобзев. Моя демонка. Рассказ
«…Почти все новички выбирают работу, потому что никто не хочет заживо вариться в кипятке, идти под разделочный нож или на растерзание чудовищам. Иногда, но редко, попадаются принципиальные, кто сразу заявляет: «Работать на вас я не буду!» и сам даже лезет на костёр, без помощи чертей. Чаще так поступают те, кто при жизни как раз ничего не имел против работы и отдавался ей на все сто. А тут вдруг, смеются демоны, начинается это кокетство. Хотя я на самом деле понимаю – это принципы. У меня их нет, но не потому что я плохой человек, а потому что так учил Будда».
Марина Бувайло. У нас на районе. Квартира 13. Рассказы
«…Мне казалось, что все, кроме меня, были абсолютно искренни, весь смысл наших разговоров состоял в искренности, которую мы не можем позволить себе с другими, и это мучило меня – а я и с ними не могу, НЕ МОГУ! Не могу рассказать им о Ваське, или о том, что я думаю о своей семье – отец был довольно большим партийным боссом, но при этом я знала, чувствовала, что партию эту он презирает и ненавидит, и учит меня, подспудно, не открыто, дойти до этого самой. И я, несмотря на то что его самого презирала за двоедушие, говорить об этом не могла».
Александр Вергелис. Сквозняк. Рассказ
«Что? Да нет… Вообще-то я всегда входную дверь закрываю, когда мусор выношу. Или когда на лестницу покурить выхожу. До мусоропровода и обратно – полминуты ходу, ничего страшного не случится. Соседи у нас, правда, пьянь конченная, но смирные, да и меня побаиваются. Нет, ничего такого я им не делал – просто видят, что конкретно мужик в квартире, и не выделываются, тихо квасят, чистоту соблюдают. И чтобы там в дверь к нам лезть или ещё что – не может быть и речи. И всё равно я дверь всегда захлопываю, а тут почему-то не захлопнул – щёлку оставил. Почему – сам не знаю…»
ПОЭЗИЯ
Аркадий Штыпель. Восьмистишия
«сонной тетерей / ляг на бочок / серый волчок / в вене катетер // вене не больно / луч маячок / тень безглагольна / ляг и молчок»
Игорь Силантьев. Молоко и трава и жить
«Я матери позвонил на тот свет. / А она: – У меня на исходе заряд, / Ты давай перезвони потом. // Я позвонил туда же отцу. / А он: – Тут такая плохая связь, / Ты давай потом перезвони. // Я брату звонил и звонил сестре, / И даже собаке набрал, и еще / Написал на стенке их имена. // Это в итоге успокоило меня. / Я звонить на тот свет перестал. / И даже разбил телефон».
Люба Макаревская. Девять песен
«Если я / только / архетип / стану песенкой / простой // Над мертвым / весенним / небом // Над солью / и слюной / над обещанием / данным пустоте / как спящему / в другом / краю / света / и тьмы».
Татьяна Нешумова
«Душа обитает, а тело живет. / Листва облепляет древесный живот, / Но ветер заводит пластинку, / И осень идёт, опустив рукава, / И кажется, можно, а впрочем едва, / Остаться живым и живые слова / Отдать, как ботинки, в починку».
Эдуард Розенштейн
«а крыша зацвела, дернина зацвела / цветами, название которых еще найду / в учебнике по ботанике душистом / как все новые учебники в августе // неужели больше никогда / не будет хрустеть на разломе / как откровение твоих колен / девственная биология за 8-й класс // я жадно проглатывал их еще в августе / историю биологию ботанику / я спешил понять, что будет со всеми нами / кроме скучного учебника по литературе».
Александр Корамыслов
«вот что-то разладилось в цельной душе / помочь бы мозгами да нечем / и левое сердце не знает уже / что делает правая печень // у прошлого с будущим перерасчёт / они настоящее ищут / и в правом яичке не знают ещё / что делают в левом яичке // но семя с половою и с половой / как руку разделит с рукою / кто мыслит пространство одной головой / а чувствует время другою»
ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ
Андрей Таюшев
«…Девяносто какой-нибудь первый / скажем, год… нищета и разор / а вели мы там скрипко и нервно / свои споры, почти что до ссор / а о чём? Да об истине, вроде бы / (вот ни больше ни меньше – ей-ей) / небе звёздном над брошенной родиной / обречённых на близость людей / странно всё это? – Как же не странно – / всё болтать, будто нет важных дел / Ежик выход искал из тумана / а туман всё густел и густел»
Геннадий Кацов
«династия мин разгромлена, универсам закрыт, / на лобовом стекле «дворники» аплодируют под дождём, / над руинами замка в аквариуме косяки рыб, / разрушена троя, на её месте мог быть твой дом // в уходящем году суворов был дерзко суров, / флаг великой британии с предплечья стёр евросоюз, / контурные карты стран оон – на боках коров, / если тигр для быка – минус, то евфрат – плюс…»
Павел Рыбкин
«…Мой сын? Нет, он совсем не плакал. / Он уже спал, не дослушав страшный рассказ / Про руку / (Пеструю, / Черную, / Железную, / звездную – все равно). / Я снял с моего плеча его руку, / Протянул – свою – к выключателю. / Свет погас. / Только пеплом седело окно / И завывала вьюга – / У нас вообще вечно дует с Москва-реки. / Да, и еще где-то по потолку тихо цокали коготки. // Соседская сука…»
ПЕРЕВОД
Андрей Корчевский. Падая и поднимаясь (Предисловие)
«…Мне все время кажется, что достоинства Довалоса как драматурга не только в оригинальных идеях и острых, отточенных диалогах. Дэвид умеет придавать персонажам столь необходимую «трехмерность», неоднозначность. Люк – бизнесмен без предрассудков, предатель интересов компании, да собственно сам Люцифер, враг рода человеческого. Но Довалос вкладывает в уста Люка удивительную апологетику человека, с его слабостями и достоинствами, с его поражениями и победами. И при этом – недаром Люк упоминает «Искусство сделки», знаменитую книгу Дональда Трампа. Уж не молодым ли Трампом Люк оказывается в итоге? А Джош – совсем не тот «Сын Божий», от которого ожидается триумфальный въезд в компанию отца (и в нашу реальность) на белом коне. Как мне показалось, у либерала и вольнодумца Дэвида Довалоса (который известен своим страстным антитрампизмом), получилась удивительно яркая, убедительная, многомерная картина мира, в котором для человека и человечества есть шанс на спасение…»
Дэвид Довалос. Кто-то и компания, или Темнопад. Перевод Андрея Корчевского
«Айк. Странности сгущаются. Я даже не говорил ни с кем; они появились, когда я еще был на автоответчике. Сайза. Что? Айк. И они знали, к кому они приехали. «Скорая для мистера Поттера». Сайза. Как они могли знать его имя? Даже мы не знали его имени. Айк. Поттер – мой арендодатель. Человек, который владеет этим домом. Черт, да всем кварталом. Я думаю, это он. Сайза. Скажи, как он выглядит. Айк. Не могу; я никогда его не видел».
ПРОСТРАНСТВО ТЕКСТА
Татьяна Грауз. Айги – Мандельштам: в могучей и блаженной нищете (разрозненные заметки)
«…Нищий, нищета, нищенский – эти слова встречаются в стихах Айги довольно часто. Нищета входит в его поэтику, плотную и разреженную, сдержанную, ускользающую от бытописания и восходящую к религиозно-философскому осмыслению, однако наполненную скрытой экстатично-взрывной энергией, в которой слова являют, а не описывают предельно сложное взаимодействие человека и мира. Возможно, поэтому так своеобразна архитектоника его стихотворных текстов. Поэтому и возникает неординарная, ставшая легкоузнаваемым авторским стилем графика и пунктуация: скобки, тире, многоточия, восклицательные знаки, чёрные и красные квадраты, круги (иногда буквы в его стихах заключены в круг), нотные вставки, рукописные комментарии, написанные чернилами разного цвета…»
ИЗ ПЕРВЫХ РУК
Валерий Шубинский: «С поэзией никогда не бывает благополучно». Беседа с Борисом Кутенковым
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Владимир Коркунов. Вывернутая перчатка мира
О кн.: Павел Кричевский. Над плечами минут
Алексей Мошков. «Боже, прекрасен твой мир»
О кн.: Максим Матковский. Бельё землян
Юрий Рыдкин. Поэзия равновесия
О кн.: Александр Уланов. В месте здесь
Елена Елина. «В амфоре, ярко расцвечённой…»
О кн.: Монахов С.Ю., Кузнецова Е.В., Толстиков В.П., Чурекова Н.Б. Амфоры VI–I вв. до н.э. из собрания Государственного музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина