От редакции:
Настоящий номер готовился на протяжении более двух месяцев. Большинство текстов, принятых к печати, писалось до печально известных событий; тексты эти из мирного времени и ориентированы на читателя, которого больше нет. Возможно, работы авторов этого номера будут простым напоминанием о более счастливых временах и станут частью литературной истории, а возможно, обретут новый смысл, новое прочтение – если читатели останутся. Что бы ни случилось – так писали, так виделось; а сохранить это – наша задача.
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
Мария Галина
«Ты гуляй, душа-пропойца / Третий лунный день подряд / Сам собою не построится / Вавилонский зиккурат / Чтобы синие лазурные / Прирастали кирпичом / Марсианские дежурные / Хлещут лазерным бичом // Утрамбовывая атомы / В основание земли / Шевелись, быки крылатые / Чтобы яблони цвели / Заплетай покрепче кружево, / Молодильная вода, / Похороненные заживо / Мы сильны как никогда / В треугольном свете месяца / Подпирающего свод / Все невидимое светится / Все убитое живет».
Виталий Аширов. СвГ. Роман
«…Я человек по натуре застенчивый и мягкий. По крайней мере, всегда считал себя таковым. Но этот новый роман был настолько, по свежему авторскому впечатлению, хорош, что я пересилил себя и заново пробежался по страницам ведущих издательств. Куда он подойдет? Ответ возникал сам собой – конечно, редакция Шубиной. Роман актуальный, молодежный, оригинальный. И вопросы ставит, да. Задает, не менжуясь. Конечно, смущал элемент провокативности. Ну да, я провокатор. Нравится людей провоцировать. Куда без этого. Без эпатажа скучно. Я бы и не писал ничего, если бы в голове не возникала, с дурным хихиканьем, идея, от которой все остолбенеют. А что – разве так можно было? – спросят. И я скажу – да! Можно. И они снова остолбенеют от моей смелости».
Софья Дубровская
«Под сердцем птица прячется, / но ранним / колючим утром руки достают / её из перьевой затихшей / спальни / и тайной перевязывают клюв. / Кладут в коробку, сматывают / нитку / и отправляют знал бы кто куда; / её могло быть отовсюду / видно, / но застилает зрение вода. / 1. Ей нравится обратно / возвращаться / и греться в куполе сердечного гнезда; / 2. Ей хочется посылкой / обращаться / и избегать угрюмого дрозда. / Коробка не подписана, / однако / доставлена по адресу – ты знал, / что он необратимо / одинаков: / пункт высылки и выдачи поста?»
Владимир Аристов. Новые рассказы из цикла «Жизнь незамечаемых людей»
«Он обещал им, что дойдет до Страсбургского суда, и он это сделал. Вот оно здание суда перед ним, флаги международные колышутся тихо в предвечернем майском воздухе. Рядом по платановой аллее пробежало авто, заброшенное из XIX века, вестимо. Собственно, с этого века все и началось. Когда он, скромный преподаватель филфака, представил на суд своих старших коллег свою кандидатскую диссертацию. Где он посмел, а лучше сказать дерзнул сопоставлять произведения Пушкина с вещами Марлинского, Вельтмана, Булгарина, и иногда не в пользу первого. Ему сразу заявили, что у вас тут даже не компаративистика, а литературная критика, как будто вы находитесь где-то в 30-х годах позапрошлого века. Очнитесь! Да и вообще, мнимый аморализм Александра Сергеевича давно разоблачен. Вы повторяете зады реакционнейших акул пера, похороненных в памяти народа…» («Страсбург»)
Богдан Агрис
[Софье Дубровской] «время солнечным зверком / на княжне-реке / ты мне станешь городком / где-то вдалеке / будешь городку весна / будет иволга ясна / вешней голубицей / возвратись в столицы»
Юрий Гудумак. Сады Адониса
«У морской атлантической соли / форма кристалла – правильный куб; у сахара – / принесенный медвянотекучим потоком ветра / правильный шар; /остроконечная продолговатая форма селитры / обнаруживает действие ветра, отклонившегося / от первоначального направления на половину ветра /и еще на четверть, переменившегося наконец на южный. // Воздух пустынной зыби, он похож – / не так ли? – на облетевшую розу ветров: / ни облачка цветочной пыльцы. Ни зерна пыльцы, / способного принимать бесконечно разнообразные формы, / которое мы толкуем как полиморфное тело, /и никогда – куб…»
Сергей Зельдин. «Конец кино» и др. рассказы
Наконец час эм, или, другими словами, час икс, о котором так долго говорили ютубовцы, настал. В одно прекрасное утро Сергей Леонидович, выйдя из подъезда, чтобы сходить в «Железнодорожник» за плавлеными сырками, увидел высоко в небе густо и дымно прочерченные траектории летящих ракет.Судя по направлению, ракеты летели с северо-востока куда-то на вест-зюйд-вест. “Не может быть!” – подумал Сергей Леонидович, опускаясь на скамейку, так как ноги отказались его держать. Вспомнилось глупое детское: “П… подкрался незаметно, хоть виден был издалека”. В окнах кухонь забелели ошарашенные лица соседей, с треском распахивались заклеенные рамы, слышался тихий ропот. Дети, совершенно очарованные полосатым небом, стояли, задрав головенки» («Конец кино»)
Игорь Иртеньев
«Богатым мне уже не быть, / А бедным я уже не буду, / Настолько, чтоб сдавать посуду. / Встает вопрос, куда ж мне плыть? // Нас было много на челне, / Но все куда-то подевались, / Порасплевались, поспивались, / И что прикажешь делать мне? // Куда его я устремлю, / К какому берегу пристану, / Когда и жизнь не по карману, / И смерть я с детства не люблю?»
Григорий Беневич. Другие
«И при каждой подобной встрече / мы как будто проходим тест − // есть ли в Родину нашу вечную / пропуск жителю этих мест. // И − живем ли сейчас на Родине / среди близких мы и родных, // или в рабство «в Россию» проданы / и боимся людей чужих?»
Анна Маркина. Рыба моя рыба. Вышивальщик. Рассказы
«Он просыпался в девять, когда похолодевшее к осени солнце укладывалось на пустую сторону кровати. Ставил чайник на кухне, напоминавшей однопалубный корабль в игре в морской бой. Раньше, бывало, они с Дятловым щелкали карандашными выстрелами в ожидании вызовов, а теперь любое действие ощущалось как бумажный выстрел по случайной клетке. Чайник с опаленным дном, пластинами накипи, дрейфовавшими внутри, и расплавленной крышкой доживал свой век. Норкин никак не мог заставить себя выгнать калеку из квартиры из-за ощущения какого-то с ним родства по дожитию…» («Вышивальщик»)
Андрей Торопов
«Где судзуки витара, где судзуки витара. Где судзуки витара. / Митцубиси паджеро, митцубиси паджеро. Митцубиси паджеро, / В лес уходит отара, в лес уходит отара. В лес уходит отара. / Остается лишь вера, остается лишь вера, остается лишь вера. // И никто не увидит, и никто не увидит. И никто не увидит. / И никто не узнает, и никто не узнает. И никто не узнает, / Что из этого выйдет, что из этого выйдет. Что из этого выйдет. / Кто любить позволяет, кто любить позволяет. Кто любить позволяет. // После бабьего лета, после бабьего лета. После бабьего лета. / Но до первого снега, но до первого снега. Но до первого снега / Превратится в карету, превратится карету. Превратится в карету / Деловая телега, деловая телега. Деловая телега».
Михаил Токарев. Две рюмки дихлофоса. Рассказ
«Как-то раз меня атаковали дети. В то время мы жили с одной девушкой в районе Балашихи. И у нас завелись тараканы. Когда завелись тараканы, тогда же начались проблемы с нашей семейной жизнью. Если много тараканов, словно крошки печенья, падают на вас с девушкой, пока вы спите, всегда начинаются проблемы. Хорошо, если возможен диалог, хорошо, если одна из сторон идет навстречу другой. Но девушка, которую звали Люда, отказалась слушать мои аргументы. Было полпервого ночи, мы с ней посапывали под пуховым одеялом, лежа на матрасе. Вместо полноценной кровати у нас был матрас, мебели почти не имелось, но это неважно. У каждого свой вкус и видение того, чем наполнить комнату. Свечки по периметру нашей берлоги потухли. Дом был в аварийном состоянии, к тому же мы экономили на разных бытовых проявлениях современной жизни, типа на электричестве. Но съехать мы не могли, потому что деньги мы не печатаем. И с потолка, предположительно от соседей, стали сыпаться насекомые».
Ольга Брагина
«мы встречаемся редко в зеркальную гладь теплых вод никто не придет если станет страшно ты сама себе построила быт словно проводка мира настойчиво коротит если каждый второй убит кто будет считать убитых кто будет просеивать юность и старость сквозь сито мы так редко видимся в общем нет мы привыкли не ропщем это овощи старых времен превратившихся в сон в них нет наверное витаминов целебных свойств ничего не осталось только всепоглощающая усталость чтоб целовать холодную амальгаму мертвые не имут ни любви ни сраму…»
ПЕРЕВОД
Анна Арно (1953–1997). Прошлое наконец стало мной. Перевод Екатерины Симоновой
«Моя мать была красавицей. Так говорили все, кто ее видел. / Так сказала моя бабушка, когда впервые меня увидела. / Мне было семь, мы приехали к бабушке в ее большой дом, / Полный мертвых мужей, мертвых цветов, / Оленьих голов на стенах, чучел хорьков и лис, / Блеска мертвенных глаз в бриллиантах ее серег. / «Вот, Анна, твоя бабушка, поздоровайся с ней», – / Сказала моя мать таким мягким голосом, какого я у нее никогда не слышала. / Помню ее ледяные, в момент окостеневшие пальцы, / Больно сжавшие мое плечо, как будто я была птицей, / Которую она поймала, хотя я даже не думала улететь. / Бабушка подошла ко мне, ухватила меня за подбородок / Двумя пальцами, такими же холодными, как у матери, / Сказала мне прямо в лицо, пожевав накрашенными длинными губами: / «Странно. Ведь твоя мать – красавица». Вытерла пальцы платком. / Больше она со мной не разговаривала. / В тот момент моя мать показалась мне птицей, / Которую поймала моя бабушка: / Медленно гаснущий блеск глаз, / Птичья когтистая лапка, выпустившая мое плечо, / Как ненужную ветку, несъедобный плод».
ИЗ ПЕРВЫХ РУК
Александр Ожиганов. (Искандер Аджиган). Из книги «БАЯН. Восточно-западный диван». Вступление Сергея Стратановского
«“Баян” абсолютно оригинальная, как по замыслу, так и по исполнению книга, представляет собой сплав собственных стихов автора, написанных, однако, как бы не от себя, а от лица некоего Искандера Аджигана, и переводов (или переложений?) стихов арабских, персидских, индийских поэтов, а также некоторых сур Корана. Как объяснял сам автор, слово “баян” в переводе (с персидского? с арабского?) означает озарение. Но у русского читателя с этим словом связаны совсем другие ассоциации: баян – народный музыкальный инструмент и Боян – певец-сказитель в “Слове о полку Игореве”. Обе эти ассоциации, несомненно, учитывались поэтом, но на первом плане для него было озарение: Ожиганов тогда серьезно изучал мусульманскую культуру, увлекся (если этот глагол тут уместен) мистическим движением в исламе – суфизмом. Основная часть «Баяна» – это манифестация духовного пути суфия к Истине» (Из вступления).
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Калле Каспер. Невозмутимость
О кн.: Алексей Пурин. Астры
Анна Сафронова. За мирное чтение
О кн.: Владимир Аристов Жизнь незамечаемых людей
Олег Рогов. Жизнь замечательных персонажей
О кн.: Владимир Аристов Жизнь незамечаемых людей