ПРОЗА
Алексей Слаповский. Успеть. Поэма о живых душах
«…Не спит и рассказчик, то есть автор этого текста, то есть я. Застыл я за столом, гляжу я в календарь и прикидываю, как успеть, как этот текст закончить к осени, и другие, не менее важные, да еще хорошо бы привести в порядок дачу, недавно купленную в Подмосковье, у станции Икша. Дача обычная, от советских времен, без удобств, поэтому бабушка-хозяйка продала ее довольно дешево. Муж бабушки лет уж десять как умер, оставив после себя богатое наследство заботливого хозяина. К примеру, в металлическом кузове-фургоне, снятом когда-то с какой-то машины и приспособленном под склад ценностей, обнаружились груды и завалы в виде обрезков шлангов, проводов, веревок, кабелей, досок, труб, фанеры, а также несколько бумажных мешков с окаменевшим цементом, бесчисленное количество банок и коробок с гвоздями, винтами, хомутами и хомутиками, шурупами, дюбелями, а еще полдюжины ножовок по дереву и металлу, двуручных пилы – две, молотков – четыре, старых перчаток и рукавиц – не считано, два топора с ручками и три без ручек, отвертки всех мастей, причем каждой масти тоже по две-три штуки, а трехгранных напильников, ржавых и совершенно одинаковых, хранилось в отдельном ящичке, я специально посчитал, девять штук. Там много еще чего было; когда я впервые открыл с трудом поддавшуюся, ржаво заскрипевшую дверь, бабушка была рядом, глянула, тут же отвернулась и сказала в сторону: “Лет пять не открывала. Вы уж сами разбирайтесь, что вам надо…”
А над календарем у меня висят часы. И в кухне часы, и в комнатах, и на руке, и в телефоне, и в ноутбуке, и в планшете, и я всегда знаю время, и дамоклово слово висит надо мной: успеть».
Вадим Ярмолинец. Медведь. НЛО. Пляж тысячи соборов. Рассказы о Смирновских
«…В один из дней индейского лета я иду по парку. Под ногами – пестрый ковер опавшей листвы. Прищуришь глаза, деревья превращаются в цветные пятна – зеленые, желтые, оранжевые. В тишине слышно, как белка, шорхнув листвой, схватит желудь и взлетит по дереву. Вцепившись коготками в кору, замрет на секунду-другую, потом новый бросок вверх. Боковым зрением я замечаю, как справа от меня что-то темное движется в просветах между деревьями. Побежит на четырех лапах, потом встанет на задние за ствол, вытянется, чтобы не заметили. Выждав, пока я пройду дальше, бежит к следующему дереву. Медведь! И вот он уже рядом…»
Игорь Силантьев. Созвездие кондуктора. Рассказы
«Каждый зарабатывает, как может. Вот и один человек, он что сделал – лег плашмя, лицом на мертвый асфальт, и положил рядом шапку. И дождь и снег на него падали и людские плевки. А в шапку падали редкие деньги. Хватило или не хватило, не знаю, потому что, как все другие, обошел его стороной. Обошел стороной. И голубь замерзший свалился рядом, а дворник шырнул его метлой на обочину. А в шапке лежит припорошенная бумажка сотенная и пятидесятирублевка еще и пара монеток. Простите».
Борис Ильин. Всем на долгие годы. Рассказ
«Моя покойная мама, всем на долгие годы, работала в столовой в Леляках. Мы сами жили рядом, в Подольском. В Леляках был железнодорожный полустанок – там останавливались пассажирские поезда, скорые и скоростные проезжали мимо. Мы с сестрой ни в чем не нуждались: была еда и крыша над головой. Одежду носили добротную, без дыр, перешитую. Из нашего окна были видны новые девятиэтажки в отдалении, а во дворе у нас росли береза и вишня…»
Андрей Ломовцев. Друг мой Палыч. Рассказ
«Приветствую тебя, Палыч! Как поживаешь, друг мой, достиг ли ваш корабль величественных берегов Антарктиды, или всё ещё крошите льды в Южных морях? Не дозвониться тебе, не достучаться, одно удовольствие настрочить письмо, как в старые добрые времена, и терпеливо дожидаться ответа. Расписал по твоей просьбе несколько гексаграмм из Книги Перемен «И цзин», и в целом знаки положительно говорят о твоём решении остаться на зимовку. Так что дерзай. Пиши – будет время, и пришли фоток о суровых буднях морского перехода, буду ждать. Ну а я расскажу про нашу жизнь, карантинную, особенности её и казусы».
ПОЭЗИЯ
Кирилл Корчагин. 12 стадий близости
«Новое – то, что накатывается после того, как / проходят малозаметные перемены, / создающие иллюзию того, что вариации / незначительны, что время застыло / остановившимся дуновением / полдня, над плоскими облаками, / над плоской землей. // До пустыни еще далеко, но уже отсюда / видно как стена опоясывает пустыню, / как вьется она по холмам – киртимукха, / сисиутль с двумя симметричными пастями, / выплевывает грешников через ряды кпп. / Новое как столкновение старых историй, / утомительных и почти забытых, / редактура воспоминаний, проносящийся / атомобиль с упоротыми пассажирами – / стена повсюду, насколько хватает глаз. // И вот ему снилось, как на берег какой-то реки / поднимается три человека в маскхалатах, / хорошо экипированные, с голубыми глазами, / отражающими переплески воды. / И как они делают привал на берегу под сенью / неясных растений, и как через какое-то время / за ними поднимаются из воды три бомжа / и ножами режут троих в маскхалатах. / И он проснулся, и это сон, и, просыпаясь, / он ощущает, как кожа горит от восточного / ветра, а песок просачивается сквозь ставни, / вырастает под дверью, и в этом сне просыпаясь, / он видит сон».
Ия Кива
«Здесь / на пересечении четырех парков / восстают деревья горящие / и отправляют огонь сообщения никому // они просто горят / словно город разворачивающий события / как посылку из далекой страны // где огонь говорит за себя / как ребенок / одними глазами // и во взгляде его пожар слепоты / застывает онейрической вспышкой / присутствия постепенного / как вода обручальная // говори и ты зажигалка / своим укороченным языком / о деревьях источающих яд // говори и ты узкое имя / о любви убывающей из родников / нашей отверженной речи // говори и ты огонь / врастающий в дерево / как память во власть / об искажении горизонта // говори и ты память / о родинках первого снега / на почерневшей коже зимы // говори и ты снег / как ткачиха нежного воздуха / о колыбели мгновений // говори и ты воздух / играющий в прятки с деревьями / о невозможности прошлого // говори и ты / на пересечении четырех парков / знающих в языке друг друга / только огонь»
Владимир Кошелев
«мы на теле твоём / как на камбале пыльной плывём / и воздушный объём / обезглавленным львом обзовём // потому что не съест и пришпоренный буйствует шар / как // тюрбан с головы мы убили тебя падишах // мы прозрачный предел обнаружим в пространстве шатра / чья шкатулка как ночь европейской булавкой щедра // и на шпагах своих мы качаем последний удар / точно всплеск в тишине и лягушку внутри у пруда // мы на теле твоём / как на камбале пыльной плывём / и воздушный объём / назовём внеземным королём»
Валерий Земских
«Я знал что будет всё как надо / Мышь не проскочит / Моль не съест / Как надо я не знал // Уткнулся в дверь / Стеклянная / Но ничего не видно / Споткнулся о порог / Но не упал // Там наверху / Страницу пролистнули / Кивнули / Двигай дальше / Шёл в потёмках / Менялись вводные / И тасовали цели / И вот я здесь»
Рафаэль Шустерович
«ночной зефир струит эфир / нет слишком растянулась строчка / блажен кто посетил сей мир / и точка // захлопни вовремя тетрадь / не требуй лишнего кусочка / нам не дано предугадать / и точка // о это чувство у черты / где прочее лишь оторочка / остановись мгновенье ты / и точка // блести во мгле кремнистый путь / как оскорбительна отсрочка / хотел воды я зачерпнуть / и точка»
Андрей Торопов
«Ласточки дом построили / В нашем дровянике, / Славно птенцов пристроили / В маленьком кулаке. // Так повторился Майкова / Самый обычный стих, / Сами друг друга лайкайте, / Не дожидаясь их. // Все-таки она вертится, / Даже с такой звездой. / Жесть, но сквозь зубы верится / В ласточкино гнездо».
Павел Демидов. Куплеты на черный день
«Как только лошадь заговорит – / Бегут к ней няньки. / И с ними брадатый митрополит / С медузой в склянке. / Они измеряют её свободу / Линейкой долгой. / Они приносят вино и воду / Ведром и Волгой. / По вечерам ей читают книгу / О послушаньи. / И если кивает она и молчит – / Повышают в званьи».
ПУТЕШЕСТВИЕ
Антон Ботев. Основы кировского акцента
«Вернулся на родину и провел там две недели. Первым делом понял основы кировского акцента. Кировский акцент тут везде; я сам за два дня начал говорить по-кировски. Подобно Анри Пуанкаре и Уильяму Гамильтону я тоже могу указать точный момент открытия. Если первый заносил ногу на ступеньку омнибуса в Кутансе, второй прогуливался по Брумбриджу в Дублине, то я, например, был в магазине “Красное&Белое”. Продавец на кассе спросил у меня примерно так: “Карточка-то наша есть ли?” – и я неожиданно для себя ответил “нету”, не “нет”, а “нету”, что для меня не характерно, я стараюсь обходиться минимумом звуков. Именно в это мгновение, одновременно с осознанием того, что я сказал что-то по-кировски, меня и осенило».
ПРОСТРАНСТВО ТЕКСТА
Валерий Силиванов. Анаграммы про жизнь на физтехе в 90-е
«Анаграмма – текст из двух частей, составленных из одного и того же набора букв. Например, переставляя буквы, но не добавляя и не удаляя ни одну из них, слово СЛОВО можно превратить в ВОЛОС, а ТРЕСНУЛИ ПО НОСУ – в ИССТУПЛЕННО ОРУ». В этой форме я написал воспоминания про студенческую жизнь в Московском физико-техническом институте (МФТИ) в первой половине 1990-х». (От автора).
ИЗ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ
Владимир Орлов. Вячеслав Лебедев: концерты без публики
«Вячеслав Михайлович Лебедев родился 28 сентября (10 октября по новому стилю) 1896 года в Воронеже, следовательно в этом году мы отмечаем его 125-летний юбилей. Пишут о поэте нечасто, в основном в связи с пражским литературным объединением “Скит”, существовавшим с 1922 по 1940 год; соответственно, и стихотворения публикуются в основном этого периода. Между тем после своей первой книги “Звездный крен” (Прага, 1929), – единственной, изданной типографским способом, Лебедев составил еще 34 машинописных сборника, большинство из которых датировано послевоенными годами. Почти ничего из этих сборников не опубликовано».
Вячеслав Лебедев. Стихи из неизданных книг. Публикация, подготовка текста Владимира Орлова
«Целый день томит тоска. / Целый день на полустанке / Едут с песнями войска: / Артиллерия и танки. // Голосами среди скал / Эхом дальние метели. / Эти песни я слыхал / Еще в детской колыбели. // Разве просто – умирать? / Разве нужно – сон и ладан?.. / Тридцать лет… И вот опять / В ворота стучат прикладом… // Выгляни на двор в окно / (Стекла что-то запотели…) – / Ты их знаешь так давно, / Эти серые шинели… // Вон, толпятся у ворот, / Под гармонь затеяв пенье. / Удивительный народ, / Непонятное терпенье!..»
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
Дмитрий Бавильский. Введение в обездоленность
О кн. Светлана Бойм. Будущее ностальгии
Борис Кутенков. Не выходы, но тупики
О кн.: Как мы читаем: заметки, записки, посты о современной литературе