Опубликовано: CHESS-NEWS, 17.11.2019 14:59
Источник: http://chess-news.ru/node/26545?fbclid=IwAR2keBTjiaPEXqkRTj004wg4WRslAYTQ-BTZsezTb5n0fsKvPrbvQLI–UA
“Зачем все эти жизни были нужны?..”
“Вы мой любимый шахматный Герой”, – такими словами Борис Клетинич поздравил Виктора Корчного с 80-летием на страницах Chess-News. Тогда, в 2011-м, любитель шахмат и автор будущего литературного романа “не смог молчать”, прочтя не слишком комплиментарные отзывы Евгения Васюкова о бывшем друге в день круглой даты.
Уже нет с нами ни Васюкова, ни Корчного; время только начинает своё исследование невообразимых порой противоречий советского прошлого, и неизвестно, сколько ещё должно его пройти, чтобы всё встало на свои места.
Клетиничу понадобилось двадцать лет, чтобы поставить точку в произведении, которое он назвал “Моё частное бессмертие”. Линия Корчного в нём одна из главных, хотя и далеко не единственная.
“Начиная читать роман, поначалу теряешься. Что это? Дневниковые записи? Воспоминания? Документальная хроника? Отдельные отрывки из жизни разных людей, на первый взгляд, никак между собой не связанных, принадлежащих разным эпохам, разным срезам общества, разным поколениям, в конце концов? – откликается Майя Гельфанд, жена ещё одного прославленного гроссмейстера. – Но вскоре из этого многообразия начинают отделяться голоса: вот она, красотка, вышедшая замуж за богача и мечтающая о большой и чистой любви; вот мальчишка, который грезит о карьере поэта; вот великий шахматист, который в одиночку борется с советской бюрократической машиной.
Постепенно из этого многоголосого хаоса рождается гармония…”
“Так получилось, что Корчной стал героем моего воображения – много после своей спортивной кульминации в Багио, – рассказывает автор нашему сайту. – Тогда, в 1978-м, я был юнцом. И, хотя вместе со всем советским народом болел за отщепенца, проигрыш его в роковой 32-й всё же как-то пережил. Довольно спокойно вернулся к своим весёлым студенческим делам. Но потом шли годы, десятилетия. И почему-то я возвращался в мыслях к тому матчу. К неспокойной, мятежной фигуре Виктора Львовича. Вдруг я увидел всю его историю – блокадное детство, негладкое становление, первые большие победы – с… религиозной стороны. Дело его было правое, справедливость была на его стороне. И вопреки тому он проиграл. Теперь для меня это было как поражение неба от земли. Как поражение невидимого духовного мира от буквального материального. Это просилось стать романом.
Я написал Корчному немаленькое письмо. Это было в 1992-м. Незадолго до того мы переехали жить в Израиль. До того за границей я не был. Весь мир делился на меня – на СССР – и некую обобщённую заграницу. Одним из первых пунктов в программе новой жизни было – увидеть Корчного. В русскоязычной тель-авивской газете проскользнуло, что его мачеха живёт в Беер-Шеве. Волнуясь, я позвонил в справочную. Дали номер. Я купил штук десять асимонов (жетоны для телефона-автомата, своего домашнего у меня тогда не было), позвонил ей. Объяснил, что мне важно обратиться к нему, написать письмо. Она с величайшим терпением, доброжелательно продиктовала его швейцарский адрес… Месяца три спустя от него пришёл ответ. Мы жили тогда в кибуце на севере. Там был свой шахматный кружок, они играли по субботам в кибуцной столовой. И вот я прибегаю в эйфории и издалека машу конвертом – “Смотрите, кто мне написал!..” Ещё через пару месяцев Виктор Львович приехал в Беер-Шеву навестить мачеху и сыграть в турнире Элиягу Леванта. Видимо, искренность моя убеждала его…”
“Это действительно почти эпос, только – очень личный, такая история жизни, история века и их философия. И дело здесь даже не в совершенно разбегающихся, как борхесовские тропы, хронотопах: Румыния и Молдова, СССР и Филиппины, начало века, война и 50-е, 70-е, но прежде всего – в языке. Вот дневник юной барышни – он перемежается официальными сводками, вот талантливый и взрывной юноша во ВГИКе – а вот язык доноса, вот ещё один савант, лужинский шахматист Виктор Корчняк (Корчной) – и опять перебивка чужой речью. Время в прошлом веке действительно шумело так”, – считает Александр Чанцев.
“”Мое частное бессмертие” Бориса Клетинича, уроженца Кишинёва, выпускника ВГИКа, ныне живущего в Канаде, распадается на сотни голосов, на десятки сюжетных ниточек, которые тем не менее постепенно сплетаются в крепкие канаты, а те, в свою очередь, затягиваются в тугие узлы вокруг трёх смысловых полюсов: присоединения Бессарабии, скандала с таинственной книгой и величайшего шахматного поединка ХХ века, – пишет Галина Юзефович. – Однако лейтмотивом романа, выстраивающим три эти события вдоль единой логической прямой, становится не ожидаемая и даже отчасти реализованная полудетективная интрига (кто написал роман? куда исчезла Шанталь после прихода Гитлера? кто, в конце концов, отец её ребенка?), а глобальный, почти метафизический вопрос – зачем же все эти жизни, все эти люди были нужны? Зачем они любили, предавали, мотались по свету, обретали и теряли веру? И ответ, предложенный Клетиничем, формулируется так же глобально, с отсылкой к Вавилонскому Талмуду: “Адам был создан в единственном числе. И потому каждый из нас должен сказать себе: „Ради тебя был создан мир!“”
“…Вероятно, этому роману не помешал бы второй том. Возможно, ему бы пошла на пользу вдумчивая редактура. И тем не менее при всех недостатках роман Бориса Клетинича – определённо большое и важное событие в современной отечественной прозе. И дело не только в его художественных достоинствах – весомых и бесспорных. За без малого тридцать лет, прошедших с распада СССР, у нас появился едва ли десяток романов, осмысляющих и интегрирующих общую для всех нас колониальную травму. Между тем потребность в такого рода текстах очень велика”.