Источник: http://magazines.russ.ru/druzhba/1999/11/krugly.html
Опубликовано в журнале: Дружба Народов 1999, 11
О ПРОЗЕ РЕАЛЬНОЙ И ВИРТУАЛЬНОЙ
(круглый стол)
(…)
В. Березин: Давайте условимся, что мы говорим не о журналах вообще, а имеем в виду вполне конкретные толстые журналы.
А. Немзер: Те, которые можно рассматривать как дееспособные, живые. “Дружба народов”, “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь” — в Москве, в Петербурге — “Звезда”, ну и еще “Урал” и “Волга”. Если расширять список, можно добавить разве что “Наш современник”.
(…)
А. Слаповский: Все-таки действительно что-то происходит. Явление ли это разовое, долго ли оно продлится еще — не знаю. Мы сами люди не местные, поэтому скажем о вполне конкретном журнале — “Волга”. Мне говорил и редактор Сергей Боровиков, сотрудники журнала, что пошел самотек, чего не наблюдалось уже давно. Самотек — это знак доверия к журналу, знак того, что есть люди, может быть, пока еще безвестные, которые хотят опубликоваться, знак того, что у так называемых “простых людей” этот самый толстый журнал, пусть он называется всего-навсего “Волга”, а не “Новый мир” или “Дружба народов”, имеет авторитет, и они хотят там опубликоваться. Это заметно. Может быть, это явление временное, но журнал выходит не только потому, что Сорос помогает, но и потому, что есть что печатать. Были времена, когда не только с деньгами было трудно, но и с рукописями. Когда прошли волны публикаций. Это конкретное наблюдение по поводу конкретного журнала, к тому же провинциального. Что касается остального — теоретической части — я не теоретик, поэтому расскажу очень короткую историю, надеюсь, она прояснит, для меня по крайней мере, суть дела. Почему же мы так боимся чудища этого, которое обло, озорно и лаяй: Интернета. И, обнаруживая в себе эту невольную боязнь, думаю — а нет ли там чего-то такого, чего я не знаю, а из-за этого давно пора перестать заниматься этим писанием в журналы, размышлять об этой литературе, может быть, там она делается потихонечку-полегонечку, какими-то квазитекстами, метатекстами, фрагментарными, эссе… какими угодно. И вспомнил одну историю. История о человеке. Это конкретный человек. Такой юноша примерно пятидесяти лет. Дело не в сохранности физической, а в сохранности интереса к реальности. Этот человек, сколько я его помню, был в литературе всегда. Он читал новиночки “Нового мира” и “Нашего современника” (вы понимаете, как это было давно), он был весь в литературе, активный читатель, имел два образования, филологическое и философское, знал два языка. Мы с ним не то что дружили, а так, встречались. Он занимался и стихами, и прозой, и эссеистикой. И говорил — нет, я пока в “Волге” печататься не буду (она была тогда еще такой.. . коммунистической), я буду печататься в центральных журналах. Не печатали его в центральных журналах. “Волга” стала меняться — его и в “Волге” не печатали в силу слабости его дарования. Он сердился, говорил, встречая меня, что “Волга” поганый журнал, и вообще все эти журналы скурвились, он будет печататься в самиздате и на Западе. Не знаю, купил ли Запад этого человека. Знаю, что было потом. Он продолжал выпускать самиздатовские сборники (кстати, их до сих пор издается огромное множество, и до сих пор по всей стране издается огромное множество альманахов). Встречаю как-то его и спрашиваю: “Ну как твои успехи?” Он говорит: “Теперь мне ваши журналы и вовсе не нужны — я свой сайт открыл”. И рассказывает, что открыл не только сайт — открыл для себя новый мир (без кавычек). Сочувственно так говорит: ну зачем тебе эта дрянь, где-то что-то публиковать? Меня он не читал уже лет восемь, то есть с того времени, как появились мои первые серьезные публикации, но точно знает, что в журналах ничего интересного появиться не может, потому что это архаика и ерунда. Как раньше для него все интересное было в самиздате, так теперь в Интернете. Создав свой сайт, убеждал он меня (и, возможно, это правда), он получает кучу писем, многие люди открыли для себя новый талант, нового поэта, прозаика, новое в с е. Наконец, говорит, он получил то, что хотел — аудиторию единомышленников, а не этих долбаков в толстых журналах, которые его никогда не понимали и не поймут, потому что они уперлись в свой поганый реализм. Реализм он разумеет так: когда три предложения подряд — и ты все понимаешь. Или хотя бы что-то. А если, не дай бог, весь абзац от начала до конца понял — это уже страшный, грубый реализм. Критический. Что делается в Интернете, говорит, ты просто не представляешь! Оказывается, существует столько видов, подвидов, жанров, родов литературы, о которых я представления не имею, потому что в этих поганых журналах, где я печатаюсь и которые я читаю, этого нет. Там (в Интернете) есть какое-нибудь макроэссе или… много он слов называл, у меня не хватило образования, чтобы их понять. А я вдруг для себя вывод сделал: господи, да ничего же нового нет! Продолжается все тот же самиздат, он был, есть и будет — но теперь в электронном варианте. Конечно же, я говорю лишь об одной, хотя, наверно, большой части электронного пространства, но далеко не обо всем. Я не к тому рассказал эту историю, чтобы утешать себя, дескать, большая литература все равно остается в толстых журналах. Но тем не менее… А впрочем, я и сам не знаю, что — тем не менее.