Опубликовано: OTTODIX (1999)
Источник: http://ottodix.ru/article.php?id=306
Автор: Михаил Пророков.
ОПЫТ ГЕОЛИТЕРАТУРНОГО КОММЕНТАРИЯ.
Город Саратов и его роль в предотвращении инцидентов на германо- китайской границе.
Михаил Пророков. Опыт геолитературного комментария.
Проснись, моя Кострома,
Не спи, Саратов и Тверь;
Не век же нам мыкать беду
И плакать о хлебе…
Б. Гребенщиков
Манила жизнь из-под родного крова,
Сменялись лица, страны, города.
И вот в своем Саратове вы снова,
Теперь уже надолго, навсегда.
Николай Палькин
“К открытию памятника Константину Федину в Саратове”
“Волга” (Саратов) принадлежит к разряду толстых литературных журналов, которые по традиции определяют очень многое в российской литературной ситуации. В годы перестройки тиражи таких из них, как “Новый мир” или “Знамя”, могли приближаться к 1 млн экз., однако сейчас, при том что и 15 тыс. считается очень неплохим тиражом, значение их даже возросло — благодаря значительной затрудненности доступа на книжный рынок для так называемой серьезной литературы.
“Волга” издается с 1966 года. В конце перестройки ее тираж достигал 80 тыс., сейчас колеблется в пределе от 700 до 900 экз. В разные годы в журнале работали букеровские номинанты В. Володин и А. Слаповский (последний в 1994 г. вошел в число финалистов), публиковались также выдвигавшиеся на “Букер” М. Вишневецкая, Е. Попов, А. Черчесов. В журнале печатались произведения Саши Соколова, А. Солженицына, М. Палей, В. Пьецуха, П. Алешковского, Б. Екимова, Д. Галковского, В. Сорокина, Д. А. Пригова, Г. Айги, А. Парщикова, Е. Рейна.
Душа человека требует странствий; для странствия существуют семь направлений: четыре стороны света, верх, низ и собственное нутро. Меня звали все; но я выбрал восток и…
…оказался в поезде, идущем в Алма-Ату. Это было сюрпризом, я всю жизнь наивно считал, что Алма-Ата на юге. Затем мои представления о жизни постигло новое испытание: в поезд грузили ковры. В таких количествах и так рьяно, как будто он шел оттуда сюда, а вовсе не наоборот. “Это еще ничего, — успокоил я себя наконец, — а вот если бы ты ехал в астраханском поезде, туда бы пихали икру и красную рыбу, было бы хуже”.
“Волга” тонет?.
Пунктом назначения поезда могли быть и Алма-Ата и Астрахань; но целью моей был Саратов. Кроме того, что это где-то на востоке и не так далеко от Астрахани, знал я о нем немного: что делают там холодильники и калачи, что жили там до переезда в Петербург Чернышевский с Ольгой Сократовной, что где-то неподалеку обитала деревенская тетушка Софьи Фамусовой… А ныне там проживают писатель Алексей Слаповский, критики Сергей Боровиков и Роман Арбитман, а также издается журнал “Волга” — один из могущих быть по пальцам одной руки пересчитанными провинциальных, но не региональных толстых журналов, печатающий не только местных авторов, но и москвичей, ленинградцев, переводы — словом, литературу вообще. Тираж его в последние месяцы неуклонно сокращался — с тысячи экземпляров до девятисот, с девятиста до восьмисот, затем до семисот тридцати… Поскольку ваш обозреватель по совместительству — один из тех самых москвичей, которых время от времени печатает “Волга”, его происходящее с журналом волновало самым непосредственным образом: уж не тонет ли тот, тихо, сдержанно, молча, не подавая сигналов бедствия? Решив разобраться на месте, я и оказался в Саратове, городе, о котором почти ничего не знал.
(К стыду своему, не знал я даже творчества поэта Николая Палькина; а знал бы, к примеру, его бессмертные стихи “Приглашение в Саратов”: “Но прежде чем вдоль круч горбатых/ В него войдем с рожденьем дня,/ Скажу, чем славен мой Саратов/ И что он значит для меня…” и т. д. — не чувствовал бы себя столь неуверенно.)
“Волга” держится на плаву.
Вечер — не лучшее время для осмотра достопримечательностей, зато раздолье для мороза и волжского пробирающего до костей ветра; а утром сияло солнце, и даже промышленные пейзажи в окрестностях гостиницы пытались радовать глаз. Я вышел на остановке с поэтичным названием “Бабушкин Взвоз”. Найти нужный подъезд помогла вывеска “Книги. Самые низкие цены”. С вывески и начался разговор с ответственным секретарем “Волги” Натальей Шульпиной:
— Да. Мы торгуем книгами. Одно время это здорово выручало. Но потом поднялись типографские расценки, налоги… Ставили лоток у себя под окнами — велели платить, как за торговую точку, а это триста тысяч в месяц, сказали, что нужен кассовый аппарат, а он стоит два с половиной миллиона. Пытаемся концентрироваться на краеведческих изданиях, но пока они тоже убыточны. Управление культуры мало берет их для своих библиотек, могло бы брать гораздо больше: по области — две тысячи библиотек да еще пять-семь тысяч школьных…
— А нет другого способа зарабатывать на журнал? И при каких условиях он мог бы окупаться самостоятельно?
— Цена одного номера двенадцать тысяч; себестоимость — двадцать пять. Нашим покупателям и подписчикам не потянуть выше той цены, по которой мы продаем сейчас. Чтобы себестоимость хотя бы сравнялась с ценой, тираж должен быть минимум тысячи четыре. Но как может вырасти подписка, если мы вынуждены выпускать только сдвоенные номера, да и с теми сильно запаздываем? Замкнутый круг… А другие способы мы активно применяем сейчас, с этого года, спасибо Соросу, у нас есть собственный компьютерный издательский центр, берем заказы на макетирование, делаем ксерокопии… Главное, не нужно больше платить типографии за набор — журнал делаем полностью сами. Книги, правда, только на уровне макета — дальше приходится отдавать в типографию. В редакции сейчас всего четыре человека, приходится нелегко, но справляемся.
— Мало того, что вы все четверо овладели смежными типографскими специальностями, но еще в этом качестве работаете налево?
— Не налево, а для своего же журнала. А что делать, даже при тираже в семьсот экземпляров мы на каждом номере, шесть раз в год, теряем семь миллионов двести тысяч. Надо же как-то их возвращать… Ничего, недавно выдали жалованье за декабрь, гонорары за девяносто шестой год уже почти все выплатили…
— А местные власти? Неужели они не могут помочь?
— Почему, помогают… Губернатор Аяцков, правда, пока еще не был губернатором, поставил Сергею Григорьевичу домашний телефон — тот двадцать лет стоял на очереди… Вообще вы лучше бы у него об этом спросили.
Старики и дети.
Но как раз об отношениях с властью главный редактор “Волги” Сергей Григорьевич Боровиков говорил весьма неохотно.
— Мне сказали, что Дмитрий Федорович Аяцков, застигнутый в Москве одним из ваших авторов врасплох и спрошенный об отношении к “Волге”, ответил так: “У меня старики бездомные, дети в детских домах некормленные, а эти пускай сами выкручиваются”. Что вы на это скажете?
— Что он совершенно прав. И мне так проще: мне никто ничего не дает, зато я никому ничего не должен.
— Но ведь кому-то дают?
— Да, наверное… Издали, скажем, поэму Палькина о детстве губернатора…
— Говорят, вышла роскошно изданная книга “Первый” о первом годе губернаторства Дмитрия Федоровича…
— Да, вышла. Но это пускай, это их жизнь. У меня свои проблемы — из-за низких гонораров мы теряем авторов; они не жалуются, но я сам не могу просить: как повернется язык заказать статью, скажем, Борису Екимову, если в “Новом мире” за лист дают миллион, а мы — только сто тысяч?
— Так, может быть, махнуть рукой на столичных авторов, стать нормальным региональным журналом, печатать исключительно местных — и в городе к вам будет совсем иное отношение, и дотации найдутся?
— Вероятно, так бы оно и было. Мы тут дали слабину, напечатали стихи дочки одного потенциального спонсора, до сих пор от стыда уши горят… Нет, это была бы не “Волга”, по крайней мере, не “Волга” с моим участием. Наша цель — печатать хорошую литературу, и в том, что известные авторы нам не по карману, есть даже свое преимущество: мы вынуждены открывать молодых.
И другие молодые писатели.
Но не обижена ли саратовская литературная молодежь тем, что “Волга” открывает таланты в столицах? Не остаются ли в небрежении те, кто поблизости? Не оказались ли, выражаясь слогом Н. Палькина (“Как ни широка в траве забвения саратовская тропа к Пушкину, она не говорит, что великий поэт непременно заезжал в Саратов, и не избавляет нас от сожаления…” — цитата из проникновенного его очерка), те, кто растет в траве у дома, на положении сорняков, в то время как редакция журнала срывает цветы удовольствий за тридевять земель, то в Москве, то в Англии (две основные публикации текущего, не истекшего еще для редакции года – – роман, присланный из Москвы, и “Клеа” Лоренса Даррелла)?
— Вы издали альманах “Мышь во фраке”, — вопрос к поэту, прозаику, сотруднику местной газеты “Саратов” Алексею Колобродову. — Не потому ли потребовалось выпускать на небогатые свои средства собственное издание, что с “Волгой” вам оказалось не по пути?
— Это даже не альманах, а журнал. На первый выпуск тратиться не пришлось, помогла собственная газета. Сейчас готовим второй. Возможно, тут действительно придется войти в расходы; но в Саратове цены другие: сто пятьдесят-двести экземпляров встанут, надеюсь, не больше чем в миллион. А с “Волгой” проблем нет — я, Сергей Трунев, Дмитрий Голин, Олег Рогов публикуемся там постоянно, Аня Сафронова там вообще работает… Просто хочется иметь что-то совсем свое.
— Что ж, единственная возможность для саратовского писателя, не подошедшего “Волге”, публиковаться за свой счет? Есть ли другие пути? — вопрос прозаику Алексею Слаповскому.
— За всех писателей говорить трудно. У нас, как и вообще в России, существуют две писательские организации — Союз российских писателей и Союз писателей России. В первой всего семь человек; ее доверили возглавлять мне, я согласился, ну и обрек себя на нелюбимое занятие отказывать людям. Если уровень принесенных текстов ниже всякой критики, ничего не поделаешь, неприятно ужасно, но приходится говорить честно: шансов при голосовании у вас очень мало. “Но ведь ваше мнение авторитетно для остальных, к вам прислушаются…” Приходится отвечать: “Кто вам сказал, что я буду голосовать за?” После этого люди идут во вторую организацию, там берут всех. Средний возраст у нас приближается к сорока, у них — за шестьдесят. Мы очень мало собираемся, каждый занят своим писанием, они заседают постоянно, шумят, требуют от головной организации подтверждения приема новых членов, недавно вот литературный конкурс в кинотеатре устроили…
— Может быть, вам стоило бы тоже немного пошуметь? Вы известный писатель, вас знают многие в городе, неужели не нашлось бы состоятельного человека, который захотел бы предложить вам деньги, скажем, на издание книги?
— Шумят пенсионеры — у них времени много. Молодые пускай шумят — у них много энергии. А наше дело работать. Было время, когда я подумывал о переезде в Москву, но как представишь, сколько там будет уходить времени на вещи, далекие от литературы… Здесь спокойнее и время есть — это главное. А денег, конечно, никто не даст. Но мне проще, я не только романы, еще и пьесы пишу; их ставят, и не только в России, так что денег пока немного есть. В Петербурге вышел первый том моего пятитомника. А что касается “Волги” — я сам там несколько лет работал — она печатает все хоть сколько-нибудь стоящее. В той организации с большой помпой выпустили первый номер “Новой Волги” — Распутин приветствие им послал, Астафьев… А что, Астафьев человек добрый, ему сказали: “Будет новый журнал”. — “Вот и слава Богу”. Роман там с продолжением начали. Года три уж прошло, не меньше. Журнал делать надо, а они только кричать умеют.
С Лоренсом Дарреллом разговор по понятным причинам не состоялся. Зато его переводчик кандидат филологических наук Вадим Михайлин отзывался о “Волге” необычайно тепло; платили бы там не сто тысяч за лист, а хотя бы триста рублей за строку, как в том же “Саратове”, который газета…
Стихи под эпиграфом.
Семья Ульяновых покинула Саратов, но город еще долго
чувствовал их благотворное присутствие.
Николай Палькин “Музыка революционной бури”.
По городу удалось пробежаться только в последний день. Пешеходная Немецкая улица была, пожалуй, шире Арбата; памятник невысокому большеголовому Гагарину, установленный стараниями нынешнего губернатора, выглядел не хуже Достоевского на ступенях Российской библиотеки (и даже чем-то был неуловимо похож). На центральной (она называется Театральная) площади напротив здания областной администрации по распоряжению губернатора возводили часовню (в прорубь он тоже прыгает и в составе сборной местного правительства против сборной эстрадных звезд в футбол гоняет; есть тип эпохи, и это выше примитивного подражательства). Рядом стояли Дедушка Мороз, Дочка Снегурочка и незадачливый внук-переросток Володя Ульянов, одетый не по сезону. На набережной же было снежно и тихо, мелкие дети возили санки, дети постарше и саратовцы со стажем чинно прогуливались; глядя на Волгу, снова хотелось жить, что всегда бывает, когда удается взглянуть на Волгу.
На обратном пути в купе, как всегда, читали женские боевики (Маринину сменили Дашкова, Яковлева и Серова); но меня, путешественника опытного, это уже не могло напугать. Я думал о Саратове и о его геополитическом, геокультурном и геолитературном значении; моя географическая безграмотность долго мешала мне по достоинству оценить анекдот о том, как то ли Ельцин, то ли Клинтон просыпается после летаргического сна и на вопрос “как дела?” слышит: “все хорошо… за исключением небольших инцидентов на германо-китайской границе”. Но сейчас, предвкушая семнадцать часов пути, я думал об удаленности, исчисляемой не в километрах и кубометрах угля, а о том, что город, куда местные шоу- предприниматели могут даже привезти на спецпоезде Монтсеррат Кабалье или спустить на праздновании двухсотлетия губернии на вертолете то ли Киркорова, то ли Ярмольника, оказывается, не удален, не оторван и не заброшен не благодаря транспорту, телевидению и радио, а благодаря тому, что в подъезде обычного дома у набережной четверо человек (помоги им Господи поскорее приобрести листоподборочную машину!), медленно кружа по комнате, заваленной листами свежеотпечатанного номера, складывают, подравнивают, сшивают выпуск за выпуском, книжку за книжкой… А кто-то невдалеке все зачем-то пишет стихи, а потом еще и вынимает три, пять, а то и десять сотен тыщ из семейного бюджета, чтобы их, уж совсем непонятно зачем, издать… И добро бы только свои, а то вон поэт Олег Рогов взялся издавать чужие и на вопрос об источниках средств отвечал настолько абстрактно, что было ясно: “спонсоры” и издатель — одно лицо. Если бы всего этого не было, все было бы почти что так же, как и сейчас, — только на место воображаемой литературной реальности пришла бы реальность физическая, с кило- и кубометрами, с той удаленностью, которая на каком-то пределе переходит в отсутствие связи. И мысль по странной ассоциации мне пришла не о спонсорах, не о губернаторе и не о милейшем, по общим отзывам, местном министре культуры И. Ф. Кияненко, у которого всегда вот только нет денег, — мысль была короче и проще: дай Бог сохранить.