Опубликовано: Урал, 2019, № 3
Автор: Владислав Толстов
ПОВЕСТЬ О МАЛОЙ РЕНОВАЦИИ
Наталья Крупенина. Пейзаж с жилыми домами. Повесть. — «Волга», 2018, № 7–8.
Велико, конечно, искушение сказать, что «Пейзаж с жилыми домами» — первый в современной отечественной литературе текст про московскую реновацию. Действие в повести действительно происходит в Москве, но все же это не о собянинской реновации. Вернее, о реновации, но малой, которая случилась еще за десять лет до. Маленькая реновация, когда и слова-то такого не было. Просто старые «хрущевки» снесут, а построят новые дома. И произойдет это все в 2009 году, как указывает автор, и точно называет, где именно — «наш район зажат между четырёх улиц: улица Профсоюзная, улица Гарибальди, улица Архитекто- ра Власова и Нахимовский проспект». Но вспомнить о реновации текст Натальи Крупениной все же побуждает. Точнее, об одном из психологических аспектов этого процесса. Вот жили себе люди, жили, воспитывали детей, ходили в гости к соседям, отмечали сообща праздники, делились бедами. Составился, пусть не сразу, небольшой уютный мирок, объединивший разных людей, живущих в одном микрорайоне. И тут в каком-то кабинете неведомый чиновник поставил подпись — и все, рухнул ми- 215 Толстяки на Урале: журнальная полка рок. Завтра сюда приедут бульдозеры, снесут этот мирок, построят вместо старых «хрущевок» кварталы новых многоэтажных домов. Да только это уже будет совсем другой мир. Да и соседи в жилых башнях-небоскребах не привыкли общаться так, как это было заведено в «хрущобных» микрорайонах. В лучшем случае поздороваются у лифта. Наталья Крупенина написала достаточно непритязательную повесть — в ней почти отсутствует сюжет, фиксируются какие-то моменты повседневности в преддверии «великого сноса» всех пятиэтажек. Это такой коллаж из характеров, типажей, сцен, историй, событий. Вот курит на балконе Игорек, по виду — «браток» из 90-х. Вот пересекает двор вприпрыжку вечная активистка Лиля. Вот с розовой коляской целеустремленно идет куда-то Лена — потому что она каждый день гуляет по пять часов, и ее знает каждый житель района. А вот там идет женщина с собаками, «собак три штуки, белая, рыжая и чёрная — конь белый, другой конь рыжий, и конь вороной, только нет четвёртой борзой, бледной, имя которой — смерть». Если немного подождать (вот и скамейка удобная есть, и никто не сидит — бабушки из окрестных домов приходят ближе к вечеру), то можно увидеть, как мимо просеменит немного чокнутый экскурсовод Александр Сергеевич — он уверен, что именно в этом микрорайоне построена первая московская «хрущевка». Или пройдут, обнявшись, юные Петя и Юля. Да посидите 15 минут на скамейке в своем микрорайоне — сколько народу-то, оказывается, вокруг живет! Все эти персонажи появятся еще раз в повествовании, или не появятся, мелькнув где-то на обочине авторского зрения, но складывается впечатление, что все они появляются здесь не просто так. Автор словно выстраивает такой коллаж, стремясь показать читателю как можно больше действующих лиц. У кого-то из них есть своя история, и она будет рассказана. Чья-то история окажется совсем куцей, кто-то зацепится в памяти, кто-то нет. Автор уверенно проводит читателя по всем закоулкам микрорайона, словно собирается познакомить с ними. И возникает предположение: а что, если в этом и заключается авторская стратегия? Ведь мы о будущем этих людей знаем с самого начала, в первом же абзаце нам сообщают, что район будет перестроен, старые «хрущевки» снесут и вме- сто них появятся новые дома. А значит, обитатели старых домов перестанут со- ставлять единое сообщество, разъедутся в разные районы Москвы. Перестанет существовать милый, уютный, сложившийся еще до нашего рождения мир, си- стема отношений, симпатии, антипатии, претензии, недоделанные дела, недо- сказанные разговоры — все это существует здесь и сейчас, пока мы следим за повествованием. А там, за его пределами, будут совсем другие люди и другие дома. И в новомодных жилых «башнях» уже не сложится таких отношений у людей друг с другом. Такое впечатление, что «Пейзаж с жилыми домами» становится попыткой зафиксировать, поймать в единой точке пространства, ограниченной четырьмя улицами, некий исчезающий (приговоренный к исчезновению) мир. И если моя догадка верна, то и весь роман представляет собой такую прощальную экскур- сию, попытку запечатлеть литературными средствами уклад, традиции, много- летний порядок, которому совсем скоро конец. «Утро в нашем районе начинается с мусоровозов», «Открытия булочной всегда ждёт кто-нибудь», «По субботам к каждой лавочке в сквере прилагается собственный пьяный, лежит на земле в расстёгнутых штанах» — эти и еще десятки рассыпанных по тексту деталей призваны запечатлеть моментальный снимок того самого пейзажа с жилыми домами, в котором скоро появятся другие дома. Пейзаж останется тем же, с домами, но совершенно изменится. Писать сегодня бытовую прозу, описывать городскую повседневность, мне кажется, задача не из простых. Потому что городская жизнь унифицирована по всей планете, и будни жителя Челябинска не особенно отличаются от трудов и дней жителя, например, Ташкента или Парижа. Тот же самый путь на работу каждое утро, типовой офис, надоевшие коллеги, вечером — те же продукты в супермаркете, та же дорога домой, знакомая до мельчайших подробностей. Не 216 Толстяки на Урале: журнальная полка найти в городской жизни ни поэзии, ни романтики. Поэтому и испытываешь благодарность, читая повесть Натальи Крупениной. У нее получилось сделать своих героев — ну, почти такими же, как те люди, которых мы каждое утро видим на остановке, а вечером в супермаркете, — но чуть-чуть другими. Она пишет о своих героях с симпатией, — хотя нам ли не знать, какой контингент обитает сегодня в дешевых «хрущобных» кварталах? Но Крупенина умеет даже неприятные стороны жизни обратить на пользу повествованию. Да, ее персонажи порой ведут себя не очень благородно по отношению друг к другу, они подчас и обманывают, и ругаются ( «Инна вышла на балкон и обложила Ирку таким матом, что Серёжа с пятого этажа записал себе несколько новых слов, и даже тётя Маша Еманова уважительно крякнула»). Но есть в галерее персонажей «Пейзажа с жилыми домами» то, что заставляет проникнуться к ним такой же симпатией — тем более что мы ведь их всех знаем, в нашем микрорайоне бегают такие же бабушки-активистки! И продавщица в овощном — вылитая, у нас такая же! Есть понятие «городской прозы». Но я, пожалуй, не погрешу против истины, назвав произведение Натальи Крупениной «микрорайонной прозой», и даже «прозой пятиэтажек». «Пейзаж с жилыми домами», конечно, не сказать чтобы очень оригинальная вещь. Чувствуются в ней отголоски слишком многих других авторов (авторок, как принято сегодня говорить) — от Виктории Токаревой до Маши Трауб. Впрочем, мне кажется, обаяние этого текста совсем в другом. В попытке передать читателю ощущение печали, расставания с малой родиной, когда твой родной двор перестанет существовать, и твой микрорайон уже никогда не будет прежним. Эта ностальгия заставляет примириться даже с таким не очень красивым феноменом, как снос старых домов.